Вспоминает Л.А. Карева, родная сестра певицы. Галина Карева мечтала быть артисткой с детства. «Во время войны, - вспоминает она, -  мы жили в эвакуации в Пензенской области, где Галя училась в 5 - 7 классах средней школы.  Она участвовала  в  любительских спектаклях в сельском клубе, на одной сценической площадке, с эвакуированными профессиональными артистами.  Ей приходилось играть не только женские, но и  мужские роли, так как  почти все мужчины были на фронте. Тогда-то и  зародилась у неё мечта стать драматической актрисой.


После эвакуации, Галя вместе с отцом, оказалась в прифронтовом городе Измаиле Одесской области, где устроилась работать вольнонаемной санитаркой в военный госпиталь. Она самоотверженно ухаживала за ранеными, пела для них, стараясь утешить их, как-то облегчить им страдания.

В Измаиле Галя встретила Победу.  А когда собралась возвращаться в Москву, начальник госпиталя, убеждённый в её недюжинных способностях к медицине,  предложил ей  рекомендацию в медицинский институт.  Но она отказалась, так как очень хотела стать артисткой и мечтала о сцене.


Вернувшись в Москву, Галя снова стала активной участницей художественной самодеятельности.  Друзья советовали ей поступать в театральные студии.  И она предприняла несколько безуспешных попыток, результатом  которых было нервное расстройство, приведшее к заиканию.

По совету врача, Галя стала лечиться от заикания пением.  Однажды папа услышал, как она громко и красиво пропела какую-то фразу, обращаясь к маме, и сказал ей: «А не попробоваться ли тебе, дочка,  в оперу? Похоже, на нервной почве у тебя прорезался голос».

Послушавшись отцовского совета, Галя начала заниматься  пением в одном из любительских кружков Московского авиационного института.  А   затем поступила в Московское музыкальное училище имени Ипполитова – Иванова.  Там она попала в класс замечательного педагога -  Анны Кузьминичны Чумаковой – Корсовой.  Сама Анна Кузьминична закончила Московскую консерваторию. Она, как и великие наши певицы Нежданова и Обухова, училась у знаменитого итальянского педагога Умберто – Мазетти и передала эту школу пения Гале.


Позже Галя часто говорила, что ей в жизни очень повезло, потому что она получила всё, о чём мечтала, что составило смысл и радость всей её жизни.  Свою мечту Галя выразила в стихотворении:

В это время в Большом театре главным дирижером Мелик – Пашаевым и главным режиссером театра Покровским намечалась к постановке опера Прокофьева «Война и мир». Постановщики решили на роли Элен Безуховой и Наташи Ростовой взять молодых певиц. Был объявлен конкурс.  Претенденток было очень много. Отбор был тщательный и строгий.  В итоге, на роль Элен была отобрана одна Галя, и её приняли в стажерскую группу Большого театра.


Галя выучила партию Элен, а также партии Любаши в опере Римского – Корсакова «Царская невеста» и Ратмира в опере Глинки «Руслан и Людмила». Она также принимала участие в шефских концертах Большого театра.


Кроме того, она, пройдя жесточайший отбор, попала в Московскую филармонию и, параллельно с работой в театре, трудилась и там.  Небольшая нагрузка в Большом театре позволяла ей подобное совмещение.


О поступлении Гали в Большой театр вспоминал впоследствии  дирижёр, Народный артист СССР Борис Хайкин: « В 1958 году в Большой театр поступила молодая певица Галина Карева. Дирижёры, режиссёры и артисты театра обратили внимание на её очевидный талант, музыкальный и артистический. Все мы предполагали, что Галина Карева в непродолжительном будущем займёт в Большом театре, ведущее положение, однако она проявила нетерпение и ушла из театра. У Галины Каревой меццо – сопрано яркого красивого тембра. Голос её звучит ровно по всему диапазону. Поёт она свободно, без малейшего нажима. К тому следует добавить безупречный музыкальный вкус и природное чутьё».


Однако петь в опере «Война и мир» Гале было не суждено. Сняли с занимаемых должностей постановщиков оперы -  главного дирижера Мелик – Пашаева,  главного режиссёра Покровского и директора театра, Постановку оперы отложили на неизвестный срок. Намечалось закрытие филиала Большого театра и сокращение штатов. Галя обратилась к знаменитому певцу - Сергею Яковлевичу Лемешеву, исполнявшему обязанности директора театра, с просьбой прослушать её в партиях Любаши и Ратмира. Но Лемешев уговаривал Галю переждать это смутное время - и прослушивание не состоялось.


Стремление быстрее освоить оперный репертуар,

обрести сценический опыт, побудили Галю уйти из Большого театра и уехать работать в провинцию.


«Отсутствие интересной работы в Большом театре вынудило меня отправиться в Министерство культуры - писала она. Там в день моего прихода было собрание директоров провинциальных оперных театров, и мне предложили спеть прямо на этом собрании. Случайно со мной были ноты, а за рояль сел композитор Борис Чайковский.


Я понравилась, и мне предложили работу сразу в нескольких городах».


Приглашение Куйбышевского оперного театра она предпочла в 1959 году, когда решила уйти из Большого театра. В своих автобиографических заметках она писала: «В Куйбышевском театре оперы и балета я проработала полтора сезона: 1959-1961 годы. За это время я приготовила и спела следующие партии: Полину и Миловзора в «Пиковой даме», Любашу в «Царской невесте», Княгиню в «Русалке», Периколу в «Периколе», Ольгу в «Сердце тайги», Элизу в «Улице Дель Корно». И выучила партию Амнерис в «Аиде».

Ж. Бизе

“Кармен”

(Кармен)

Дж. Верди

“Аида”

(Амнерис)

Н.А. Римский-Корсаков

“Царская невеста”

(Любаша)

П.И. Чайковский

“Пиковая дама”

(Полина)

Р. Вагнер

“Лоэнгрин”

(Ортруда)

Ш. Гуно

“Фауст”

(Зибель)

Дж. Верди

“Травиата”

(Флора)

М. Мусорский

“Борис Годунов”

(Марина Мнишек)

И.И. Дзержинский

“Тихий Дон”

(Аксинья)

М. Маневич

“Отчаянная дорога”

(Певица)

А. Холминов

“Оптимистическая трагедия”

(Комиссар)

Коллеги по театру, с которыми мне довелось общаться, вспоминали о ней очень тепло, с большой симпатией и уважением, высоко оценивая её как певицу, актрису и человека.


Галю не выпускали на гастроли за рубеж, несмотря на неоднократные вызовы из Италии, Франции, Америки и других стран. Причиной тому был не только её независимый, бескомпромиссный характер, нетерпение фальши и неподкупность, но и то, что она была беспартийной.  Ей предлагали вступить в КПСС, на что она ответила: «Моя партия – это партия Кармен». По тем временам это было слишком дерзко.  Партия таких дерзостей не прощала, поэтому Галя оказалась «невыездной», как говорили тогда.


В одном из своих интервью она говорила журналистам: «Я бы имела всё, что хотела, поступись я своими жизненными принципами. Говорят характер у меня плохой. Но может потому я и считаю себя счастливой, что не делала того, чего не хотела и пела только то, что мне нравилось».


Добиться огромной популярности и любви многомиллионной аудитории в нашей стране помогли Гале, прежде всего, титаническая работа над собой, высокая ответственность перед слушателями и её очевидный многогранный талант.  Ей была свойственна высокая культура и техника исполнения, редкой красоты тембр голоса, большой драматический талант и огромное сценическое обаяние, развитая интуиция.  Эти свойства дополняли ум, эрудиция, смелость, решительность и целеустремлённость.  И при всём том Галя была скромна, добра, отзывчива.

Первым моим спектаклем в Куйбышевском театре была «Пиковая дама». Поскольку из-за гастролей в Албании я приехала в театр с некоторым опозданием, то, как Чацкий, попала сразу «с корабля на бал», то есть угодила прямо к своему дебюту. Была спевка, показали мне географию мизансцен. И все. С оркестром в оперном театре я никогда не пела, по сцене оперного театра при зрителях не ходила. В день спектакля пришла в театр заранее, часа за три, чтобы загримироваться. Гримироваться толком не умела. Гримуборная солистов – общая. Сижу уже час-полтора, гримируюсь… Приходят актеры, здороваются, подбадривают, искренне, от души, желают успеха. Некоторые пришли просто послушать «новенькую» и среди них артистка Бевза. Она спрашивает меня: «Первый раз?» - «Да», - отвечаю. – «Молодец, отлично загримировались. Учились гриму?» - «Нет». – «Талант. Такой сложный грим. Вы просто художник. Наши певцы не умеют демоническое сделать, получаются обычные старики, а Вы – страшная, демоническая старуха». – «Правда?» - спрашиваю с испугом. – «Конечно, правда. Правда, девочки, отличная графиня получилась?» - «А я Полину пою», - говорю я заикаясь. У Бевзы сначала язык отнялся от изумления, а потом она гомерически захохотала – и все за ней, в том числе и я. Общими усилиями грим мне переделали, но я еле-еле успела к своему выходу. В последний момент выскакиваю на сцену, а там уже хористы: кто сидит, кто стоит. Все в белых париках, в одинаковых платьях, и я Лизу, с которой должна петь дуэт, в парике узнать не могу. А уже началось вступление к дуэту. Я встала рядом с той, которая стояла впереди и приготовилась петь. «Не я. Не я», - прошептала она. «Где?» - спросила я и быстренько, на последних тактах вступления присела к сидящим слева. И опять услышала: «Не я, не я. Вон та!» - «Где?» - в отчаянии спросила я, оглядывая похожих друг на друга артистов. Наконец, Лиза сама кинулась ко мне, а я – к ней, и мы запели: «Уж вечер…» - «Спой, Поля, нам одна!» - «Одна?» - пролепетала я с ужасом. После этого мне уступили место за роялем, и я пропела романс Полины. – «Ну что вы все носы повесили?» - спела я вызывающе, не глядя на дирижера и не слушая оркестра. – «Веселую давайте, русскую! В честь жениха с невестой. Ну, я начну, а вы мне подпевайте!» - пропела я. Тут все столпились вокруг меня и совсем заслонили мне дирижера. Я подбоченилась, взмахнула платочком и пустилась в пляс. В первом куплете меня весело поддержали. Я наддала еще, закружилась. Слышу, что-то не то: хор – « кто в лес, кто по дрова», кто-то еще доплясывает, а остальные вытянулись в струнку, смотрят на дирижера и стараются попасть в такт с оркестром. Я и верные мне артисты, продолжавшие плясать и петь, наконец, остановились, сели. В конце я сделала эффектный взмах платочком. Смотрю, а весь хор поет еще предпоследний куплет. Оказывается, я их на два куплета обогнала… Я так растерялась, что, когда услышала Лизино «Я провожу тебя», сгорая от стыда, стала искать выход. Смотрю, вроде дверь… Нет, думаю, наверное, нарисовано. А налево – дыра в декорациях. Освещение плохое, да я еще неважно вижу. За дырой люди ходят. Думаю: «Мне сюда». Лезу в эту дыру, а мне хором кричат: «Это камин!» А я уже в камине до пояса, платье застряло, я с силой рванулась и сдвинула камин. Чуть не полетели все декорации… Немедленно, не разгримировываясь, помчалась я к директору и написала заявление об увольнении из театра. Со стыда разревелась. А тут еще дирижер Берггольц прибежал и начал кричать, что он чуть занавес не закрыл во время исполнения «Ну же светик Машенька», и больше он таких экспериментов иметь не желает. Директор ему не симпатизировал, а потому тут же поддержал меня, а заявление мое порвал.


С Берггольцем у нас после этого случая отношения были натянутые, хотя я к нему претензий не имею никаких, напротив, ему очень признательна, ибо, благодаря его дирижерской скрупулезности, я четко выучила с ним партии, в том числе Амнерис, и могу пропеть их в любое время, даже среди ночи».

Думаю, время работы в Куйбышевском театре оперы и балета было самым трудным временем в Галиной жизни: без денег, с маленьким ребенком на руках, которого приходилось брать с собой на репетиции и спектакли…


Но трудности трудностями, а Гале в Куйбышевском театре сопутствовал успех. Сохранилась у меня рецензия из газеты «Волжская коммуна», в которой говорится о Галином исполнении партии Периколы в одноименной оперетте Оффенбаха. Газета, в частности, писала: «Перикола в исполнении Галины Каревой по-детски наивна и трогательно чиста. Она скорее интуицией женщины, нежели разумом, определяет все свои поступки. С чувством большого сценического такта проводит артистка знаменитую сцену опьянения, не переступая порог того заветного «чуть-чуть», нарушив который актриса могла бы, поддавшись соблазнительной «игре на зрителей», превратить нежную, женственную Периколу в банальный образ опереточной «дивы». Перикола нашла на сцене нашего театра талантливую исполнительницу».

За короткое время работы в Куйбышевском театре Галя спела все ведущие партии меццо-сопранового репертуара.


Но, несмотря на это, жизнь в Куйбышеве становилась бесперспективной во всех отношениях. Вот что писала она сама в автобиографии: «Работать в Куйбышевском театре оперы и балета мне очень нравилось. Коллектив был симпатичный. Никаких интриг, сплошное доброжелательство. Работала я с увлечением, у публики имела успех, отмечалась в прессе, начала готовить сольный концерт. Все было замечательно, но была очень маленькая зарплата, причем половину ее приходилось платить за снимаемую комнату. Подрабатывать было некогда. В итоге я оказалась на материальном нуле и вынуждена была искать выход. Ездила на пробу в Свердловский оперный театр, и мне не только предложили там работать, но и сразу дали комнату и подъемные.


Однако переходу моему в этот театр воспрепятствовало начальство из Москвы. Разрешали переход только в Академический театр «с целью творческого роста». Что делать? Я стала вспоминать Академические театры… Ленинградский! Звоню директору Кировского оперного театра Коркину. Он отвечает: «Приезжайте на пробу».


И Галя в 1961 году поехала на пробу в Ленинградский Академический театр оперы и балета имени Кирова (ныне Мариинский). Исполнив фрагмент партии Амнерис (сцену судилища) из оперы Верди «Аида», она была принята в труппу театра.


Журнал «Театральный Ленинград» откликнулся на это событие такими словами: « В труппу театра зачислена певица Галина Карева, обладательница красивого и сильного меццо – сопрано, Сейчас она готовит ряд ведущих партий в оперных спектаклях. Ей поручены партии Амнерис в опере Верди «Аида», Кармен в одноименной опере Бизе, Полины в «Пиковой даме» Чайковского».


В Кировском театре Галя сразу же обрела успех. Она пела одну главную партию за другой, пела с блеском.   И вскоре о ней заговорили  как об оперной певице со своим почерком, неповторимой индивидуальностью.


На прославленной сцене Кировского театра Галя пела 18 лет. 30 партий насчитывает её оперный репертуар. Среди самых её значительных созданий – партии Кармен, Амнерис, Любаши, Полины в «Пиковой даме» Чайковского , Ортруды в «Лоэнгрине» Вагнера, Зибеля в «Фаусте» Гуно, Марины Мнишек в «Борисе Годунове» Мусоргского, Кончаковны в «Князе Игоре» Бородина, Аксиньи в «Тихом Доне» Дзержинского, Комиссара  в «Оптимистической трагедии» Холминова и многие другие.

Галина Карева - Перикола

Особое место в концертном репертуаре Галины Каревой занимал старинный русский романс. Он был её подлинной стихией. В этом труднейшем жанре она сумела выразить себя с наибольшей полнотой. Её исполнению были присущи: лиризм, лукавство, пылкость чувств и покоряющая теплота.  Она умела выразить всю гамму чувств, всю глубину человеческих переживаний.

Галина Карева проявила поистине героические усилия, чтобы вернуть этот запрещённый  в советское время жанр на сцену.


Небольшое отступление.


После победы Октябрьской социалистической революции в стране, под руководством коммунистической партии  началось строительство социализма. Поощрялись коллективный энтузиазм и вера в светлое будущее. Партия решила, что искусство должно активно помогать строительству нового общества.  Идеологи  партии зорко следили за вкусом народа.  Коллективизм поощрялся не только в труде, но и в искусстве.  А врагом коллективизма считался индивидуализм.  Всё  личностное, интимное всячески третировалось и изгонялось со сцены.


Старинные русские романсы, столь популярные в конце 19 и в начале 20 века,  всё более и более вытеснялись с концертной эстрады, как «отрыжка буржуазного искусства».   По настоянию партийных чиновников,  исполнителям романсов приходилось заменять их в своём репертуаре на советские песни общественно-политического содержания. Самых популярных исполнителей романсов, таких как, например,  Изабелла Юрьева, отправляли на пенсию в самом расцвете творческих сил.  Постепенно старинный русский романс ушёл с эстрады.   Более того, перестали выпускать и пластинки с записями романсов.


В 1960-х, при Хрущеве,  партия  снова призвала народ строить,  теперь уже  не социалистическое, а коммунистическое общество. И снова искусство должно было служить делу строительства, теперь уже  коммунизма.  Так постановил ХХII  съезд КПСС.   Отношение к жанру старинного  русского романса по - прежнему оставалось негативным.  Его называли «упадническим», «белогвардейским».


И вот именно в эти годы Галина Карева осмелилась выйти на концертную эстраду  с программой, в которой были старинные русские романсы. Ей помог случай. Вот как она сама вспоминала об этом в своей автобиографии: «Однажды Кировский оперный театр решил устроить на самом большом ленинградском стадионе грандиозное представление – «Шекспириану». Пригласили артистов со всего Советского Союза. Собрали 25 Отелло, столько же Джульетт, Гамлетов. Там был Ричард Львиное сердце со своею конницей. Вместе их ещё никто не видел, и не захотел увидеть. Стадион оказался почти пустым. А театр, взявший все расходы на себя, как раньше сказали бы, прогорел.


На другой день меня вызвали в дирекцию театра и, зная мою популярность у публики, попросили дать несколько сольных концертов. Предложили лучшие залы в Ленинграде. «Что исполнять будете? – Как что? Конечно,  романсы», -  храбро ответила я и бросилась раскапывать старые, полузабытые романсы. Ни слов ещё не знала, ни музыки. Занималась и денно и нощно! И о чудо! На концерте не то, что был аншлаг – переаншлаг был!


Кассе театра я помогла, получила благодарность, но и не только. Именно тогда я поняла, что романс – мой истинный жанр.


Другой случай. Наступило тяжелое время для нашего театра. Он закрылся на ремонт, и спектакли временно перенесли во Дворец культуры имени Ленсовета. Публика посещала его плохо. В поисках выхода из затруднительного положения опять вспомнили обо мне и предложили по понедельникам давать сольные концерты.


Так родился вечер романса в двух отделениях. И на первом же концерте – аншлаг, и на втором, и на других тоже. Потом, когда театр снова открылся, я исполняла романсы уже на его сцене, да и практически на всех лучших сценических площадках города».


Сестра Галины Каревой -  Лидия вспоминает: «Галя пела сольные концерты в счёт спектаклей в течении семи лет, выручая театр, помогая ему выполнить финансовый план. В театре её называли «кормилицей». В эти же годы, наряду с плановыми спектаклями и концертами от театра,  Галя имела возможность поехать в гастрольные поездки с выступлениями (как в оперных спектаклях, так и с сольными концертами) во многие города Союза, и довольно часто выступала в Москве».

Можно сказать, что в этих строчках она определила свой жизненный путь.


Жить было трудно, и нарушая училищные запреты, Галя подрабатывала, выступая в джазе, и очень успешно, но, закончив училище, она выбрала оперу.